Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]
— Нет? — переспросил я и хотел пропустить их вперед.
Хауген продолжал стоять, прислонившись к дверному косяку.
— У него нет денег на роскошь.
Я посмотрел на Латора, который толкнул приятеля в спину.
— Деньги я иметь. Нет проблем.
Хауген ввалился в приемную, схватился за вешалку, повернулся вокруг своей оси и простонал:
— Частные сыщики съедят все твои котлеты, Алекс!
— Не все, — возразил я, отпирая дверь своего кабинета. — С этой точки зрения я вегетарианец.
— Что же делает тебя таким дешевым?
Я повернулся к Латору.
— Отсутствие любопытных секретарш и дорогих компьютеров.
Латор осклабил свои белые зубы:
— Ты не слушать моего друга Ханса. Он всегда возражать. Он мой переводчик, когда я получать странные решения вашей страны. Но он ничего не решать. Я все решать сам!
С этими словами он распрямил спину, и передо мной предстала совершенно иная картина: выжженная солнцем саванна, облако пыли, поднятое стадом убегающих жирафов, голова величественного льва, взирающего на вторгнувшихся в свои владения, и самого Латора в наброшенном на плечи плаще с украшенным перьями копьем в руках. Романтическая картинка из школьного учебника, далекая от действительной африканской жизни.
Я перевел взгляд на Ханса Хаугена и увидел грязные задворки, дымящиеся асфальтные кучи, закат солнца за дымный горизонт и остов старой машины, на заднем сиденье которой женщины предавались любви за деньги.
Я предложил им зайти.
Они последовали моему приглашению. Латор быстро, а Хауген демонстративно медленно.
Я указал им на стулья. Сам я занял свое обычное место за столом. За моей спиной был длинный день — типичный для умирающей цивилизации.
Со смущением я разглядывал сидящего передо мной представителя этой цивилизации, и у меня создавалось впечатление, что я видел отражение самого себя в чуть искривленном зеркале.
Длинные русые волосы Ханса Хаугена были разделены почти ровно посередине пробором и свисали длинными грязными прядями на плечи. Его редкие усики напоминали растительность на грязной куриной гузке, а подбородок зарос двухдневной щетиной. Но в глазах, как мне показалось, мерцала искорка юмора. Он улыбнулся шаловливой улыбкой, когда закурил сигарету. Вообще он напоминал Ричарда Братигана.
Одет он был в толстый шерстяной коричневый свитер с бывшим когда-то белым узором и темно-коричневые потертые вельветовые джинсы. Коричневые ботинки просили каши. Единственной приличной вещью было серое теплое приталенное пальто. Слишком теплое, чтобы сидеть в нем в помещении.
Александр Латор в том же самом элегантном костюме и светлом плаще, что и днем, казалось, сошел с рекламной картинки. Контраст между друзьями был разителен.
— Ну что ж. — Я посмотрел на Латора и вздохнул.
— Многообещающая увертюра, — прокомментировал Хауген.
— Ты тоже ничего не добиться? — спросил Латор.
— Кое-что, — ответил я, играя шариковой ручкой.
— Ну что я тебе говорил? — встрял Хауген. — Выброшенные на ветер деньги, Алекс.
— Он еще ничего не платил мне, — отреагировал я.
— Значит, время покаяния еще не настало.
— Во всяком случае, не тебе на потеху.
Он ухмыльнулся. Затем вынул изо рта сигарету и некоторое время посидел молча, разглядывая ее. Улыбка медленно умирала на его губах.
— Мы с тобой, Веум, находимся по разные стороны баррикад. Ты — за, а я — против… существующего порядка.
— Те баррикады давно поросли травой, Хауген. Поверь мне — я знаю, о чем говорю. Я сам их строил. Они растворились в конопляном дыму и погребены под кипами соглашений где-то на рубеже 70-х и 80-х годов.
— Ну-ну, если прислушаться, Веум, можно еще услышать вдалеке звук тамтамов.
— Не обольщайся. Это просто представления для туристов.
Я переключил свое внимание на Латора.
— Послушай, Алекс, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, мы должны быть откровенны друг с другом.
Он кивнул.
— Это быть ясно. Я откровенный.
— Мне ничего не сказали прямо, но я понял… Не замешан ли ты в каком-нибудь скандале с полицией?
По его лицу пробежала тень, а карие глаза сверкнули.
Я продолжил:
— Если быть более точным, с отделением полиции по борьбе с наркоманией?
— Опять то же самое. Чтобы это подрать черт! Неужели в этот чертова свободная страна не будет конец кошмару? — Он воздел руки к небу в якобы молитве отчаяния.
Ханс Хауген сложил пальцы в пистолетик и изобразил выстрел в меня.
— Бом-бом! Что я говорил, Веум! — Он указал на меня и добавил: — Как представителя существующего порядка… Тра-та-та-та!
— Мне сказали, что тебя подозревали в продаже… наркотиков. — Я сделал вид, что не слышу его слов.
— Это быть ложь! — Он вскочил со стула и так ударил кулаком по столу, что подпрыгнул телефон. — Это быть ложь, ложь и еще раз ложь! Они меня не понимать… Вы… Вся страна! Если бы здесь не Ханс, я, я… — Он тяжело опустился на стул с отчаянием на лице.
— Мне сказали, что ты забросил учебу.
Он вновь выпрямился. Я положил руку на телефон, на случай если ему вновь захочется испытать силу на моем столе.
Он улыбнулся.
— Это не быть правда. Они должны понять — для меня, иностранца, учить норвежский язык, я может иметь проблемы в следовании программы, что и норвежские студенты. Сдавать экзамены в срок. Но я не забросил. Я могу доказывать.
Как будто для того, чтобы продемонстрировать мне, что он все еще работает, зазвонил телефон. Я подозрительно посмотрел на него. Затем поднял трубку и сказал:
— Да? Веум у телефона.
В трубке раздавалось тиканье таймера, встроенного в телефон-автомат, и я слышал слабый шум городской улицы.
— Да? — нетерпеливо повторил я.
— Веум? Варг Веум? — раздался высокий мужской голос.
— Да, это я. Чем могу быть полезен?
— Это касается Сирен. Ты искал ее.
— Именно! — Я наклонился вперед. — Она с тобой?
— Нет. Не сейчас. Но мы должны поговорить.
— С кем я говорю? Как тебя зовут?
— Хенрик. Бернер.
Я записал, тихо приговаривая:
— Хенрик Бернер. О’кей. Мне кажется, я знаю, кто ты. Когда мы сможем встретиться?
Молчание. Таймер тикал так же непрерывно, как вода из плохо закрытого крана.
— Да? Говорите! — нетерпеливо крикнул я в трубку.
— Я думаю. Завтра утром, Веум. В Аквариуме. До начала субботней лавины туристов. Сразу после открытия. У входа спустись по лестнице в подвал. Я подойду к тебе, как только увижу, что все в порядке. И никакой полиции, Веум.
— Можешь на меня положиться.
